У въезда в парк Кусково
на другой стороне от дороги увидел вдруг Лизу – с матерью и мужем, точно такую, какой она была, когда я её увидел после армии… Что-то давно забытое, замурованное тысячами глыб – вдруг проснулось во мне. Я вспомнил что-то из того ощущения, когда я ездил к ней в её район…
Как бы то ни было, то желание, с которым я – перед попаданием в Дмитриевскую группу – ехал по Лосиноостровской аллее: желание семьи, потрясение от ушедшей в прах – возможной - жизни, осознание вдруг , сколько чего утеряно, «просуществовано», а не прожито.
И ещё – эту глубину юношеского одиночества,
какое-то обостренное ощущение смерти, как у ребенка, который впервые лишился материнской ласки – и вот один на один с миром, с природой – которая ему и женщина, и мать.
Нет, вероятно, это скорее осознание смерти: как будто она вдруг приблизилась и нависла, как тёмное, живительное, подобно природе освежающее очищающее. Что приблизилась как какая-то граница – близко-близко, а за ней что-то стремительное и прекрасное, как глубокий сон после интенсивно прожитого дня… Но это была не Лиза.